Эрик молча сидел и смотрел на конверт с авиабилетом, лежащий перед ним. Жизнь, всё-таки, полна неожиданностей, даже если тебе кажется, что ты готов ко всему. Бессознательно он потирал правой рукой предплечье левой, где снова саднил арестантский номер, будто бы только что наколотый.
Эрик никогда не забывал своего прошлого. Всё, произошедшее с ним и его семьёй в годы Второй Мировой войны, никогда не теряло для него яркости и остроты. Несмотря на то, что всякий раз всплывая в памяти, причиняло ему немало боли. И тем не менее, Эрик не собирался прятаться в тёмный угол и закрыть глаза, делая вид, будто так можно заставить жуткие картины прошлого исчезнуть. Так же, как он не свёл с руки татуировку с номером, хотя знал многих, кто сделал это сразу же, как представилась возможность, не особенно выбирая средства - были и те, кто выжигал себе кожу на руке огнём, кислотой и стирал наждаком, желая любой ценой избавиться от самого красноречивого напоминания о том, через что им пришлось прийти. Эрик верил, что даже самая жуткая память нужна. Сначала она давала ему силы и ярость, потом служила напоминанием о том, через что он уже сумел пройти, не давая сдаваться. Теперь он считал её неотъемлемой частью себя, своей личности. Отказаться, стереть, забыть хотя бы часть пережитого было для него всё-равно что отрезать кусок себя.
Эрик протянул руку, коснулся пальцами конверта. Он не мог с уверенностью сказать, кто перед кем окажется в долгу после этого путешествия, но точно знал, что это не принципиально. То, что предлагала Миранда, было одним из тех дел, которые одинаково нужны всем участникам. Которые просто нужны. Эрик взял конверт, убрал его во внутренний карман пиджака, накинул пальто и вышел из клуба на крыльцо, где его ждала мисс Секстон.
- Не думайте, что вы совершаете что-то жестокое, Миранда, - спокойным голосом сказал Эрик, становясь рядом с ней на крыльце клуба и закуривая сигарету. Он поёжился под холодным ноябрьским ветром и выдохнул струйку дыма.
- Мне давно не двенадцать лет и моё прошлое давно перестало быть для меня ночным кошмаром. Это теперь просто... прошлое. Отвратительное, такое, что я бы сделал всё, чтобы мои собственные дети и возможные внуки могли узнать о нём разве что из исторических книжек, но только не на собственном опыте. А поскольку история имеет дурное свойство повторяться, мы с вами обязаны сделать всё, чтобы то, что некоторые... исторические личности успели создать, не попало больше ни в чьи руки. Я имею представление далеко не обо всех разработках, которые велись в лагерях, зато лично, так сказать, поучаствовал в некоторых из тех, что официально считаются неудавшимися.
Эрик коснулся пальцами своего лица, снова вспоминая, сколько всего с ним сделали, прежде чем из обычного еврейского мальчика он превратился в почти что идеального арийца. Идеальное оружие должно было выглядеть идеально. А после было ещё множество экспериментов с его способностями, как мутантскими, так и просто физическими.
- Так что до встречи в аэропорту, мисс Секстон.
Эрик подмигнул ей и скрылся в пелене усиливающегося снегопада. У него оставалось несколько часов до посадки на рейс, как раз хватит, чтобы забрать с базы всё самое необходимое и оставить указания Братству.
За два часа до вылета Эрик прибыл в аэропорт. С собой у него была только лёгкая сумка через плечо, в которой лежали коммуникатор, бумажник и книжка, которую он сейчас читал. Больше Магнето предпочитал с собой ничего не брать в поездки. А то всякое бывает, как только ему ни приходилось возвращаться. Одежду на всяческие вылазки он тоже выбирал максимально практичную, поэтому одет был в джинсы, свитер и плотную куртку, не стесняющую движений. Никаких пафосно развевающихся плащей и малиновых трико.
Удивительно спустя столько времени путешествовать вместе с обычными людьми самым обычным рейсом. Мисс Секстон позаботилась о том, чтобы снабдить его документами на один из редко использовавшихся псевдонимов. Ведь это в лицо его благодаря шлему мало кто узнавал, а вот имя "Эрик Леншерр" было на слуху ничуть не меньше, чем "Магнето". Излишнее внимание могло только повредить их с Мирандой плану.
Эрик быстро оставил попытки заснуть и погрузился в чтение - оно намного лучше отвлекало его от тяжёлых мыслей. На сей раз это были рекомендованные Чарльзом "Американские боги" Нила Геймана - книга, интересная не только богатыми познаниями автора в мифологии, но и в психологии людей, их мышлении. Актуальная вещь в нынешние времена.
В Варшаве было едва ли теплее, чем в Нью-Йорке. Небо заволокло тяжёлыми тучами и в аэропорту серьёзно опасались, как бы не разыгралась непогода и не пришлось отменять рейсы. Таксист, которого Эрик и Миранда наняли на стоянке, сперва было удивился, когда они назвали ему нужный адрес - путь не близкий и стоит немало, но потом, окинув их внимательным взглядом, молча кивнул и тронулся в путь. "Решил, что мы с Мирандой какие-нибудь родственники, которые хотят почтить память своей погибшей семьи. Или растравить свою собственную", подумал Эрик. С каждым годом тех, кто лично помнил произошедшее в Освенциме, становилось всё меньше. Скоро туда будут ездить разве что далёкие потомки, студенты-историки да туристы.
Всю дорогу Эрик и Миранда молчали, думая каждый о своём и глядя в окно. Снег всё-таки пошёл, но до настоящей метели было далеко. В такси тихо играло какое-то местное радио, передававшее отборную польскую и не только попсу, но Эрик едва ли различал песни. Воспоминания уносили его всё дальше в те времена, когда звучала совсем другая музыка, а воздух пах не высокооктановым бензином, одеколоном и хвойным освежителем воздуха для машин, а гарью, лежалыми тряпками и смертью.
Лагерь Освенцим стоял неизменным уже не первый десяток лет, заботливо законсервированный как вечное назидание для потомков. Время было позднее и официальные часы посещения давным-давно прошли. Но запертые ворота никогда не были для Эрика препятствием.
Вокруг была мёртвая тишина. По обе стороны тянулись ряды бараков и хозяйственных построек лагеря. Словно и не прошло столько лет, словно он только вчера оказался здесь в числе сотен таких же бесправных и испуганных людей, у которых хотели отнять само право считать и называть себя людьми. Эрик больше не чувствовал, однако, ни страха, ни злобы, ни желания отомстить. Все эти чувства остались далеко позади. Внутри него оставалась только глухая, тупая и нудная боль. Так болят на погоду старые травмы - уныло, как собачий вой.
- Миранда, у вас ведь есть планы строений? Моя память может временами подводить меня, увы. Медицинский корпус вон там, - он махнул рукой, показывая на мрачное кирпичное здание. - Я помню, что в нём был спуск в какие-то подземные коридоры и комнаты. И хотел бы я надеяться, что оказавшись внутри сумею его найти.
Но отчего-то Эрик не сомневался, что найдёт. Хоть с закрытыми глазами и в полной темноте.
Дверь открылась с неприятным скрипом. Эрик зажёг фонарь и сделал Миранде знак следовать за ним. Луч фонаря выхватывал экспозицию, которая демонстрировала лаборатории местных "добрых докторов" максимально близко к тому, что там было. Даже папки с документами и результатами исследований на столах. Но всё это мало интересовало Эрика. Он знал, что всё ценное, что не успели уничтожить спасающиеся бегством нацисты, отсюда давно вынесли после освобождения лагеря. Эрик целенаправленно шёл к неприметной металлической панели в дальней стене. Перед бегством офицеры намертво заклинили её и вряд ли кто-то даже представить мог, что скрывается за обычным куском железа в стене.
Точка между злостью и умиротворённостью. Открывать некоторые двери тяжелее, чем поднимать подводные лодки.
Панель поддалась и с грохотом отъехала в сторону.
- Главные хранилища и самые важные лаборатории там, внизу. На всякий случай приготовьте оружие.
Эрик пожал плечами.
- Интуиция. Надеюсь, это всего лишь остатки моей паранойи и там ничего нет. Но всё же.
Лестница была покрыта толстым слоем пыли, заглушавшим шаги. Освещение не работало, так что приходилось спасаться фонарями. Наконец Эрик и Миранда вышли в коридор с рядами дверей по бокам. Вокруг по прежнему было тихо как в могиле. Никаких завываний невинных душ или зомби-фашистов как в третьесортных ужастиках.
Они двинулись вперёд, читая надписи на дверях - всё ещё различимые, несмотря на время и пыль, не пощадившие таблички. Большинство лабораторий и кабинетов были разгромлены, иногда даже частично сожжены. Кроме "лаборатории номер 3", в которой Эрику пришлось в своё время провести много отвратительных часов. Он открыл дверь, шевельнув рукой, не желая даже прикасаться к ней. Внутри всё было совершенно нетронутым и аккуратно лежащим на своих местах. Эрик поёжился. Ему показалось, что по шее сзади кто-то провёл холодной рукой. Он редко оглянулся и в этот момент дверь прямо у него на глазах захлопнулась. А перед ним и Мирандой из темноты выступила серо-жемчужная слабо светящаяся фигурка ребёнка. Без очевидных признаков пола, одетого в тюремную робу. Ребёнок пристально смотрел на Эрика, дыша приоткрытым ртом и перебирая пальцами ветхую ткань робы, и молчал. Потом улыбнулся, обнажая ряд мелких зубов и с диким визгом вцепившись себе пальцами в плечи пропал. Эрик отшатнулся, загораживая Миранду собой. В воздухе запахло нашатырём и гнилой кровью, а в стены и потолок застучали сотни маленьких кулаков.
И тогда Эрик вспомнил её.
Когда-то её звали Клара и она была мутантом со способностями, аналогичными тем, что были у Китти Прайд. Клара умела становиться неосязаемой и проходить сквозь предметы. Исследуя её, мучители Эрика обнаружили так же ещё одной её свойство - девочка умела путешествовать во времени небольшими скачками. Её принялись усовершенствовать, но что-то пошло не так. Клара умерла и в тот же момент, когда её сердце остановилось, пропала. Просто исчезла, как бывало всегда, когда она использовала способности. Её искали неделю, но так и не нашли. Значит теперь выходит, что она застряла во времени, прикованная к этому миру, и постоянно перемещается в нём. И только детский страх и отчаяние, сузившее её мир до размеров лаборатории и барака, не дают ей уйти отсюда навсегда.
Всё это Эрик пересказал Миранде.
- Мы должны забрать её отсюда. Даже если она... не совсем живая.
