Вчера я весь вечер сидела в библиотеке, тщательно изучая материал и готовясь к сегодняшним лекциям, чтобы задавать грамотные вопросы и, самое главное, по теме. Я очень долго читала литературу, думая о том, как мистер Вайсманн будет меня хвалить, в очередной раз скажет, что я отличилась среди всех остальных ребят. Мы обязательно поговорим о курсовой работе, о ближайших дополнительных лекциях и семинарах, о выездах в музеи, к памятникам. Мне так хотелось добиться расположения у этого педагога не потому, что он был сердитым и с ярой любовью относился к своему предмету и работе (может, на самом деле так и было), но мне просто нравился его предмет. Я видела в этом человеке столько глубинных знаний, столько интересных артефактов на его подкорке, столько огня в его глазах, когда он рассказывает нам материал. Я влюбилась в его манеру говорить, в его привычку цитировать известных писателей, поэтов, критиков, мудрецов. Каждый раз он в напутствие говорил доброе и вдохновляющее слово. В общем, любила я этого мужчину просто потому, что гордилась тем, что не перевелись еще те люди, кто преданно любит свою работу, кто находит себе занятие по душе, кто всю жизнь занимается тем, что ему нравится.

Но не все так гладко в моей голове (что понятно, судя по моим мыслям вообще), как казалось бы. Я его подозреваю. Я считаю, что все это наигранная ложь, что все это показное, неправда. Я думаю, что мистер Вайсманн абсолютно не такой, каким кажется на первый взгляд. Или это действительно было так, или я просто сама хотела видеть в нем этого человека-загадку. Как это раньше было на бал-маскарадах: мужчины и женщины надевали маски с перьями и другими украшениями и становились непохожими на себя и на кого-нибудь другого. В воздухе висела тайна, люди жадно общались друг с другом, чтобы узнать в разговоре знакомую личность. Обычно, женщины никогда не снимали своих масок, желая так и оставаться неразгаданными, но и мужчины в этом вопросе оставались неумолимы.

Я часто витаю в облаках, думая о том, что родилась не в том веке, не в то время, не в той семье. Я часто думаю, что все люди, окружающие меня, скорее всего, клоны – без чувств, эмоций, мыслей. Но мистер Вайсманн не такой, я хочу так думать, я воспринимаю его не таким. Он как из моих облаков – загадочный человек в маске. И об этом приятно думать, об этом приятно размышлять. С такими думами, друзья-сокурсники, интересно сидеть на лекциях и семинарах.

Мне иногда становилось страшно о той мысли, что я могу влюбиться в преподавателя. Мне становилось страшно даже просто от того, что я могу влюбиться. Для меня это было странно и неприемлемо. Курс реабилитации у психотерапевта не дал никаких плодов в сфере доверия и уважения к людям. Поэтому, мне оставалось только бояться того, что это может когда-нибудь произойти. Но, так как мистер Вайсманн очень походил под мой внутренний идеал мужчины, я глупо и совсем по-женски пыталась привлечь его внимание на себя. Получалось не очень хорошо. Я не знала ни его жизни, ни его родственников, ни его круг знакомых-приятелей, ни про его интересы и желания, ни о его любимой футбольной команде, любимом пиве и даже порно-актрисе. Я о нем не знала ни-че-го. И это было благо для меня. Хорошо, что я не знала о его любимой порно-актрисе. Эта мысль меня часто успокаивает.

Я не лезу и не собираюсь лезть в чужие жизни до тех пор, пока об этом не попросят. Хотя, даже, если и попросят, все-равно не полезу. Мне-то и со своей жизнью хотелось бы разобраться, чтобы понять: кто я, что я значу для тебя, жизнь, что тебе от меня надо, о чем я должна думать и мечтать, что меня ждет в дальнейшем. Столько вопросов и ни одного ответа. И никто из моего окружения не сможет мне дать их (ответов). Но мистер Вайсманн, я уверена, просто обязан мне помочь.

Я его переоцениваю, я знаю. Не так уж он и хорош, как про него говорят девушки с первых курсов (и не только девушки). Но я стараюсь не слушать мнения незнакомых, посторонних людей. Это словно прислушиваться к ветру, - ничего интересного и нужного для себя не узнаешь и не услышишь. Возможно, если бы у меня был хоть кто-нибудь, хоть какой-нибудь жалкий друг, с которым мы могли бы обсудить «урокодателей», то, возможно, я бы знала бы лучше этого Вайсманна. Но для меня он был и остается загадкой. Я, если честно, ничего и не хочу менять в своем восприятии.
____
Идет очередная интересная лекция по литературе. В аудитории человек пять-семь. На последних рядах компания ребят еле держаться, чтобы не уснуть. Рядом со мной девчонки-зубрилки, и два ботаника (экспрессивно-негативно-ироническая окраска этих слов несет особо неприятный для меня характер; похоже, я не умею ругаться хуже), которые знают наизусть весь курс литературы за первый год обучения в университете. Они старательно записывают за Вайсманном каждую фразу в своих тетрадях, больше напоминающих сборник из четырех томов «Война и мир», напечатанных на листах размером «а-четыре» (А4). Я недовольна этим ажиотажем с их стороны, потому как считаю своим долгом быть единственной девушкой, фанатично относящейся к лекциям по литературе.

Очень скоро лекция заканчивается, все ребята послушно выходят из аудитории, Вайсманн говорит что-то на латинице им вслед и закрывает аудиторию изнутри. Мне хочется подать знак, что-то вроде «Я еще здесь» или «Я еще не ушла». Но его действия неумолимы. Он знает, что я до сих пор нахожусь в аудитории. Я бы возразила, я бы сказала, что сейчас мистер Вайсманн был не прав по отношению ко мне, потому что я понятия не имела, для чего все это происходит, для каких воспитательных целей, что от меня хочет мой идеальный мужчина, что творится в его преподавательской голове.

Пульс предательски учащается, разгоняя кровь, а следовательно и сердце.
Нет, наоборот.
Да не важно.
Я сижу ровно и жду. Мистер Вайсманн медленно поворачивается ко мне. Я смотрю ему прямо в глаза, без доли смущения и страха. Я чувствую что-то неладное в своем животе. Что-то вроде забродившего рагу, съеденного мной на прошлой неделе, или умирающего кита, который решил оповестить о своей кончине меня именно сейчас. Мне не по себе, мурашки покрыли меня от макушки и до самых колен. Я не люблю неизвестность, но я обожаю неизбежность, поэтому я медленно, безо всякого шума выдыхаю горячий воздух, который прогрелся в моих - от волнения – горячих легких.
Мистер Вайсманн идет в мою сторону.
Я сижу.
Он подходит слишком близко.
Я только неотрывно смотрю в его чертовски прекрасные голубые глаза.
Его рука медленно и очень плавно провела линию от мочки уха и до нижней губы. Он что-то сказал, но уже по-французски, но я не разобрала. И вдруг, его губи мягко коснулись моих. Я чувствовала приближающуюся смерть, в связи с тем, что сердце работало на износ, а голова стала кружиться, как это бывает после долгих катаний на карусели, но останавливать этот миг было не в моих силах, поэтому я просто отдалась этому неожиданному и прекрасному поцелую.
______
Кто-то громко ударил по столу рядом с моей головой. Я резко проснулась, плохо соображая, что происходит, еще не совсем отойдя от только что увиденного. Сердце по-прежнему колотило во всем теле.
- Иисусе сладчайший…
Я огляделась по сторонам. Аудитория была пустой. Я посмотрела на время. Лекция давно закончилась. Передо мной стоит мистер Вайсманн явно недовольный тем, что я проспала все эти два часа литературы.
- Простите меня, мистер Вайсманн…
Я виновато опустила глаза в пол и почувствовала боль в сердце. Скорее, Сара, скорее. Я нервно стала искать в рюкзаке свой блистер, достала таблетку, проглотила ее и закрыла глаза. Спустя, буквально, секунд сорок, чувство бесконечного волнения пропало, сердце вернулось к своему нормальному ритму, дыхание перестало быть прерывистым и частым.
- Простите меня, мистер Вайсманн, - повторила, - я всю ночь готовилась, совсем не спала. Обещаю, что к следующему занятию я принесу реферат на любую тему, которую вы мне скажете. Клянусь, интернетом не буду пользоваться. Только книги. Обещаю.
А в голове по-прежнему крутился сон на повторе.