Well I'm just a soul whose intentions are good
Oh Lord, please don't let me be misunderstood

«Сынок…  Я так рада, что с тобой все в порядке. Прости нас за все, но только, пожалуйста, вернись…»
Глупые, глупые люди. И когда же они перестанут быть столь до абсурда слепыми? Они намеренно закрывают себе глаза своими же руками, чтобы не видеть дальше собственного носа и личного мнения. Они не видят мир вокруг, не видят людей, не подозревают об их планах. Они не хотят думать, не хотят анализировать, и это раздражает. До судорог в теле, до скрипа зубов и белеющих костяшек рук. «Пожалуйста, не оскверняй светлую память о себе, замолчи», Макс не знал, какому из богов следует молиться, лишь бы это все прекратилось. Слова застряли неприятным комом в горле, знакомый голос отзывался в ушах неприятным эхом. Тогда, в больнице, он просто молча нажал на кнопку сброса вызова, а сейчас в мучительной тишине вспоминал это, раз, за разом оживляя призраков из своего прошлого, которых он давно считал умершими и никогда не хотел знать о том, что они еще живы. Он помнил их другими и хотел бы умереть со своими старыми воспоминаниями и никогда не впускать в свое сознание что-то новое. Тогда он забыл, не без посторонней и бескорыстной помощи, а сейчас не знал, как изгнать из головы посторонние голоса и что с этим делать дальше. Он был один, как и пожелал. И в этом одиночестве не мог совладать с самим собой.

Настороженное тиканье часов бьет мелкой дробью по ушам, мешая сосредоточиться на своих мыслях, постоянно меняя их течение, заставляя перепрыгивать с места на место. Порядок творился из хаоса, все это просто нужно пережить. Нужно пережить еще мгновение, самое трудное во всей жизни, скоро все закончится. У любой истории есть свой конец. Открыв глаза и уставившись пустым взглядом в потолок, немец медленно поднялся с дивана, который удобно расположился в гостиной, едва заметно щурясь от острой боли во всем теле. Боль. Какое жгучее и страстное слово. Некоторые из болевых ощущений остались от полученных травм, некоторые – проявились от злоупотребления лекарственными препаратами, список побочных эффектов которых располагался на нескольких плотно заполненных листах. Такие травмы не проходят со временем. Он уже не молод, а они выжжены позорным клеймом на теле и будут напоминать о себе еще не раз. Врачи говорили, что ему повезло: пройди пуля немного выше, и он мог бы остаться без ноги. Вранье! Ему бы повезло больше, если бы пуля прошла прямиком через сердце. Но, увы, отныне и навсегда госпожа Боль – его постоянная спутница и с этим следовало смириться. Однако он не мог найти в себе силы.
На журнальном столике около дивана грудой были рассыпаны какие-то бумаги, несколько писем, справки, рецепты, лекарства и еще какой-то непонятный и никому ненужный хлам. Мужчина медленным скользящим движением провел кончиками пальцев по бумагам, задевая шуршащие упаковки таблеток, вороша конверты. Смешно. Как же все это смешно. Глушить боль обезболивающими, успокаивать себя седативными и надеяться на то, что все это однажды закончится само собой. Общество, которое живет и процветает на самообмане – прогнило насквозь.
Раздраженно дернувшись и мотнув головой, отгоняя от себя ненужные мысли, он сжал в одной руке бокал для виски, наливая в прозрачный сосуд янтарную жидкость. Единственный его способ сбежать от реальности, тонкими жгучими струйками обволакивал его горло, заставляя на мгновение забыть обо всем. Лишь на мгновение помог перестать существовать. Лишь на одно прекрасное мгновение.

«Я просто старался во всем следовать вашим советам»
Пронеслось знакомым юношеским голосом в голове литератора. Мужчина широко распахнул глаза, хрипло и шумно выдохнув. Пальцы, обхватившие прохладный бокал, непроизвольно сжались, дыхание участилось, сердце билось где-то в районе горла, а боль в ноге внезапно стала совершенно невыносимой, заставляя немца опереться о спинку стоящего неподалеку мягкого кресла. Именно эти слова он услышал, перед тем как услышать заветный выстрел, и именно этого мальчишку он видел по ночам в своих снах, которые были хуже любого кошмара.

«Посмотри, как прекрасен твой сын. Он во всем такой же, как и ты. Вернись ко мне»
Хватит! Это была последняя капля. До крови прикусив губу от злости, мужчина, с трудом контролируя свои действия, швырнул в стену бокал с недопитым виски, разбивая хрупкий сосуд вдребезги. Кажется, это был небольшой подарок от его бывшей жены. Что ж, какая жалость. Никто, абсолютно никто никогда не хотел и не мог его понять. Ни его мать, которая не могла остановить отца в его приступах гнева, направленных в сторону Макса, которая теперь просит о прощении. Ни тот самый студент, который понял его слова превратно и теперь его грех лег на плечи немца неподъемной ношей. Ни, тем более, его первая любовь, самый ненавистный призрак из темного прошлого, которая все еще не могла его отпустить и спокойно жить дальше. Никто из этих людей не понимал его, но неустанно преследовал, дыша в затылок, холодя кожу. Это становилось невыносимо.
Макс ощущал, что сходит с ума и ему стоило написать конец этой унылой истории. У него больше нет сил бороться со своими демонами в одиночестве. Ему хотелось отгородить от себя абсолютно всех, кто хоть малейшим образом был связан с ним. Сжечь все мосты, сброситься с крыши навстречу бездне, скрываясь в темноте. Ему просто хотелось в одно мгновение перестать существовать, стать лишь воспоминанием в чужих жизнях и чужой памяти. Просто призраком.

Вспышка гнева, момент крайней импульсивности, и вот уже в руках у мужчины оказывается заряженный пистолет. Он присел на подлокотник кресла, медленно прикрывая глаза и поднося дуло пистолета к своему виску. Джентльмены всегда выбирают огнестрельное оружие для красивого и эффектного ухода. В этот момент ему вспомнились слова отца, который часто говорил, читая ежедневную сводку новостей в газете, что застрелиться – наилучший способ покончить с жизнью, и он точно однажды воспользуется им. «Ну что ж… ты всегда желал своим детям всего самого лучшего»

Он, казалось бы, продумал все. Сейчас он прикроет глаза, сделает последний вздох, выстрелит и наконец почувствует себя свободным. Он был готов к этому, он ни секунды не сомневался. Но только тогда, когда за спиной послышались тихие шаги  и раздался стук двери, он вспомнил что отдал своему старому другу дубликат ключей и разрешил приходить в любое время.
Макс иронично усмехнулся, покачав головой, опуская пистолет.
- Черт. – Со смешком в голосе произнес немец, взъерошивая себе волосы. – Серьезно? Ключи... а я и забыл. Какой же я дурак – Макс тихо вздохнул, с силой сжимая одну руку в кулак. – Дитрих, уходи. - Тихо взмолился мужчина.

Макс, конечно, был бесконечно благодарен Дитриху за все, что он для него сделал, особенно в данный не особо легкий период в жизни. И даже не смотря на то, что немец великое множество раз говорил своему другу, что ему не стоит так долго задерживаться в этой стране и стоит поскорей вернуться к своей обычной жизни в родном городе, он где-то в глубине души облегченно выдыхал каждый раз, когда датчанин откладывал свой отъезд. На какое-то время становилось немного легче дышать, осознавая, что твое одиночество в этом мире еще не столь фатально. Хотя, если задуматься, то Макс прекрасно понимал, что у его дорогого друга есть свои мотивы оставаться в этой стране, в этом городе, мотивы в корне отличные от тех, которые он осмеливается высказать вслух с невесомой улыбкой на губах. Это было нормально для их общения. Каждый из них преследовал свои цели, цепляясь друг за друга. Каждый из них всегда слишком о многом молчал, оставляя за собой легкий шлейф недосказанности. И это прощалось, в этом было свое очарование и поэтичность. Они со снисходительной улыбкой понимания воспринимали многословное молчание друг друга, не это ли и есть высшая степень доверия?
Он был благодарен Дитриху за то, что тот упрямо помогал держаться на краю бездны, не давая сброситься вниз. А то, кто знает, может он не сидел бы сейчас здесь, а покончил с собой уже давным-давно. Но это не отменяло того, что мужчина все еще ощущал себя самым настоящим Степным Волком среди людей и не видел никакого смысла в своем дальнейшем существовании. А, как известно, для Степных Волков есть только один выход из бесконечного водоворота бессмысленных событий. Он утонул в своих грехах и должен был поплатиться за это.

– Мне льстит твоя вера в то, что я еще способен двигаться к успеху. – Практически не задумываясь, ответил мужчина, иронично усмехаясь своему другу. Его голос был как всегда спокоен, с легким холодком и самоуверенностью. Как будто ничего и не произошло. Он настолько привык притворяться и играть на публику, что ему не составляло труда притворно улыбнуться, сделав вид, что ситуация как обычно под контролем и все замечательно. Сможет ли это обмануть пристальный взгляд его друга – уже совершенно другой вопрос, о котором не хотелось думать. Немец уловил, как едва слышно дрожит голос Дитриха и от этого становилось невыносимо противно на душе. Не так он себе представлял этот вечер, и кто-то сейчас здесь в этой комнате – явно лишний.

Рука, сжимающая рукоять пистолета, невольно дрогнула, а тело будто пронзило молнией. Слова мужчины, словно нож, больно резали по открытым ранам, не щадя и не останавливаясь. Макс с трудом мог поверить в то, что в его голове могут закрасться подобные мысли и желания, но в тот момент ему очень сильно хотелось со всей силы ударить своего старого друга за подобные слова. И он бы сделал это без сомнений, сожалений и промедлений, если бы данное действие не требовало от него довольно многих телодвижений, учитывая его не особо удобное сейчас положение. Да, Дитриха можно было понять целиком и полностью, и оправдать состоянием шока и замешательства, но немца это не особо волновало. Оставалось лишь стиснуть зубы, оставив лишь в холодном взгляде всю свою злость и возмущение.

– Да, ты как всегда прав, мое решение действительно твердое. Наверное, я ни в чем еще не был так уверен за всю свою недолгую жизнь. – Мужчина опустил взгляд, задумчиво всматриваясь в свои руки, слегка запнувшись на полуслове, подбирая нужные слова, пытаясь выловить их из нескончаемого потока разнообразных мыслей в голове. – И ты бы мне действительно не помешал, если бы я не имел к тебе ни грамма уважения. – Вновь короткая усмешка, неспешная речь и повествование. Куда торопиться? Время замерло для них двоих, а у Макса впереди еще целая вечность. – Знаешь,… я видел, как умирают невинные люди. По-настоящему. Видел стеклянный мертвый взгляд тех, у кого было столько сил, амбиций и планов на будущее. И это совершенно не то зрелище, которое следует видеть и тебе. Я бы и врагу такого не пожелал, не то, что близкому другу. – Макс и сам не заметил, как его тон сменился на более грубый, не заметил, как слегка повысил голос, нервно вздрогнув всем телом и шумно, хрипло выдыхая, вновь ощущая болезненно частое сердцебиение. Мужчина на секунду зажмурился и судорожно сглотнул, стараясь взять себя в руки. Да, он решился немного нагрубить. Да, слегка сорвался, оскалившись на единственного близкого человека, который остался сейчас с ним, словно глупый озлобленный пес на короткой цепи. Да, слегка повысил голос, наверное, в первый раз за долгое время. Все то, что произошло с ним за последние долгие месяцы – сильно подкосило его душевное равновесие. Он взял на себя слишком большую ответственность, позорно прогибаясь под ее непосильным весом.
А Шульц действительно был прав во всем. Намерения Макса были тверды как никогда. Он ни секунды не сомневался. Он не боялся смерти. Не боялся последствий, хотел навсегда облегчить свою жизнь и жизнь окружающих. Он готов был вынести себе приговор, совершить последний грех в своей жизни и ответить за все свои деяния перед Великим Судом, но… послушно остановился, стоило ему только услышать чужие шаги, точно зная, кому именно они принадлежат. Почему-то он чувствовал себя сейчас, словно провинившийся подросток, которого взрослые застали, скажем, за курением. Он не зря в свое время цеплялся за Дитриха, навязывая ему общение. Рядом с ним он будто ощущал себя спокойнее, а зверь внутри него превращался в покладистое и послушное создание. Но это лишь на время. Вскоре он уедет, и все начнется вновь. У этой истории нет другого исхода. Все нужно закончить именно сейчас.

Услышав тихое шуршание за спиной и треск осколков бокала, которые беспорядочным дождем несколько минут назад осыпались на пол его гостиной, немец непроизвольно дернулся, чуть поворачивая голову в сторону источника шума. Сейчас он действительно представлял собой достаточно жалкое зрелище. Загнанный в угол зверь, посаженный на короткую цепь, чье горло сжимал тугой ошейник, который с каждой минутой затягивался все сильнее и сильнее, мешая нормально дышать и трезво мыслить. Дерганный, отчаявшийся. И все что ему остается – бессильно трепыхаться в своих оковах, не имея сил куда-то сбежать.
Он наблюдал за тем, как датчанин с напускной осторожностью подошел к нему, останавливаясь прямо напротив. Словно он действительно боялся спугнуть Макса, или же боялся его действий. Встретившись с ним взглядом, немец тот час же отвел взгляд в сторону. Нет, ему точно не хотелось смотреть в глаза этому человеку.
– Что? – Макс не сразу вник в суть вопроса, слегка склоняя голову на бок. – Я жду только Его*. – С горькой усмешкой произнес мужчина с нажимом на последнее слово, чтобы точно дать понять о чем именно он говорит. – Уже ничего не изменить. Ни тебе, ни кому-либо еще. Все идет так, как и должно. Это бред, что в жизни нет предопределенности. И тебе точно не место здесь. – «Пожалуйста, просто уйди» и вновь немая мольба. Всегда трудно расплачиваться за свои ошибки. Всегда трудно признать свою слабость.

*имеется в виду смерть, которая в немецком языке мужского рода.

Отредактировано Maximilian Weißmann (2015-11-15 23:34:43)